Еще с лета он заприметил баскую берложину под раскидистой лиственницей у говорливого ручья Суриннакан.
Здесь жил одинокий старый медведь Амикан-батюшка.
Раньше он шарашился себе по тайге, промышляя крупной сохатой и мелкой рогатой дичью.
Но заболел парадонтозом и растерял по тайге все свои зубы.
И с тех пор стал озоровать.
То лабаз у кого разлабазит, то подкараулит бабу какую под кустом и того… ягоды иль грибы отнимет.
Жрать-то охота!
А однажды Амикан обидел и самого Агриппина Култыгира.
Тот шел вечерком после получки из леспромхозовской лавки, нес домой жене бисер для вышивания, внучатам пряников, себе минеральной воды и так кое-что из макарон.
Эта старая сволочь Амикан вышел из-за угла, громко сказал Агриппину в ухо:
«У-у-х!», чем очень удивил, забрал из его ослабших рук пакеты с покупками, да и был таков.
«Ну, Амикан-батюшка, погоди – зима придет, я тебя тоже удивлю, однако!»
Поклялся себе тогда Агриппин Култыгир, пересчитал остатки получки и снова пошел в магазин, на этот раз за водкой.
Потому как имел право.
И вот он, громко шурша лыжами и стуча прикладом ружья о закоптелый чайник, размашисто и уверенно скользил по снежному покрову к запримеченной еще с лета берлоге, злорадно мечтая, как он снимет шкуру с этого старого разбойника.
А снега навалило нонче – страсть!
Обе лайки Агриппина устали карабкаться за ним по сугробам, плюнули да ушли домой.
Остался наш промысловик один, закружал, заплутал да и вдруг резко куда-то провалился.
Очнулся Култыгир от того, что кто-то, радостно сопя, разделывает его.
Волосы дыбом встали у промысловика:
Все, думает, кирдык ему пришел.
А это Амикан, который и так плохо спал из-за холода в своей худой, давно не ремонтированной берлоге, проснулся, когда заплутавший охотник свалился ему на голову.
Пощупал удивленный косолапый тепло одетого, но слегка подмоченного промысловика, довольно заурчал и тут же приступил к делу.
Содрал с незваного гостя парку, стащил с него шапку да унты.
Ободрал, короче, как липку, поставил на порог берлоги да как даст ему пенделя!
Оставшийся в одних теплых подштанниках китайской системы «Дружба» и самовязаных носках промысловик Култыгир и опомниться не успел, как, прочертив в воздухе большую дугу, приземлился далеко от берлоги и задал такого стрекача, что уже через пять минут сидел у себя в чуме, пил чай и вдохновенно травил чумочадцам очередную охотничью байку.
А Амикан-батюшка… А что Амикан-батюшка?
Он нацепил унты на задние лапы (передние, как вы знаете, нужны ему для сосания), завернулся в парку, натянул себе на лысеющую бошку шапку-ушанку, согрелся, и снова захрапел.